А в Москву, если кто не знает, я ездил на конференцию по Ирану, которую, как выяснилось, многие рассматривают (не без основания) как своего рода реверанс в сторону Исламской Республики, что, в значительной мере, определило тональность докладов. Политологию и прочую фигню устроили в зале учёного совета, а лингвистам и филологам отвели для заседаний приёмную проректора... О докладах распространяться не буду (ещё обижу кого-нибудь невзначай), но польза от заседаний была уже та, что познакомился с Ю.А.Рубинчиком, автором замечательного «Персидско-русского словаря», встретился с Е.К.Молчановой и С.В.Ивановым, которых знал по прошлым форумам, а кроме того, пообщался с друзьями-приятелями (в том числе
aahsaap), что всегда приятно. Персы были, как всегда, - сама любезность. Узнав, что я из Израиля, меня отловила тётенька с иранского вещания "Радио России" и уломала на интервью, от которого я долго отказывался под тем предлогом, что у меня сложное отношение к Исламу вообще и к его иранской разновидности в частности. Тётеньку это не смутило: "А Вы, - говорит, - об этом не распространяйтесь, Вы - о научном значении конференции". И уговорила-таки! Вот sic и transit gloria mundi.Зимняя Москва. Первое впечатление при сходе с трапа самолёта – шибающий в нос запах зимы, который ни с чем не спутаешь. Семнадцать лет – полжизни. Десятиградусный мороз я, как выясняется, воспринимаю замечательно – во всяком случае, в Москве при минус одиннадцати и без ветра я чувствую себя лучше, нежели в Иерусалиме при плюс одиннадцати с ветром. Но что было страшно – это гололёд. Москвич – это существо, обладающее повышенной устойчивостью на скользком пути. Я когда-то тоже был москвичом. Теперь я семеню по покрытым скользкой грязью московским улицам, как провинциальная клуша, и вид имею соответствующий.
Удивительно, но зимой, несмотря на холод, встречается меньше пьяных и слышится меньше мата, что, впрочем, может объясняться большей сосредоточенностью на процессе передвижения – по вышеописанным причинам. Что не перестаёт меня поражать – это количество и качество издаваемых книг. Оба фактора сыграли со мной злую шутку, и жадность чуть не сгубила фраера: мой проход по коридору Павелецкого вокзала к электричке в Аэропорт мог вышибить слезу даже у жестокосердных и видавших виды блюстителей порядка. Вообще, в Москве, как, думаю, и везде в России, можно, с одной стороны, нарваться на беспричинное хамство, а с другой, встречается, иной раз, столь же беспричинная доброта. Одним словом, тяжёлый город, но родной.
