В высших своих проявлениях эта черта русской культуры, как и многие другие, уходит корнями в евангельскую притчу, которая, в свою очередь, неотделима от стилистики фарисейской проповеди, представленной, в том числе (или, скорее, главным образом), в Талмуде, точнее, в Агаде. Так что русская "притчевость", в основе своей, родственна еврейской, и их взаимодействие естественно. Проявляется оно как на высоком уровне (и тогда его проследить трудно), так и на низком. В.Н.Топоров - опять-таки, афористически! - определил диапазон этого взаимодействия "от хохмЫ до хОхмы", что отсылает к идишу как источнику профанации древнееврейского.
Помимо позднеэллинистической Сирии-Палестины, был ещё один культурный центр, в литературно-религиозной традиции которого жанр притчи играл выдающуюся роль, - Индия и страны буддистской культуры. Но именно сравнивая буддистскую притчу с евангельской и талмудической, понимаешь и фундаментальное различие: в буддистской, как правило, отсутствует один из существенных элементов иудо-христианской - ирония. Именно ирония, отчётливо различимая, в том числе, в евангельских притчах, предопределила вырождение этого жанра в хасидскую байку и, далее, в анекдот, зачастую не лишённый пошлости. И отсюда же - жанровая совместимость русской культуры с еврейским адстратом: ни английская, ни французская, ни немецкая литература не придают притче того значения, которое могло бы обеспечить органичное слияние любого из этих национальных начал с еврейским. Здесь, правда, следует оговориться, что формированию русского пристрастия к лапидарной фразе поспособствовало и французское влияние: поэтому я и отделяю притчу resp. анекдот от афоризма resp. bon mot, хотя психологическую подоплёку одного и другого разделить трудно.
*В первоначальном варианте я перепутал Митю Карамазова с Иваном. За поправку - спасибо
malbiz. 
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →