...Еще более явно пресловутая «непосредственность» воплощается в обилии архаизмов, щедро рассыпанных в русском тексте. Однако в нарочитой архаизации всегда кроется подвох: мы стремимся тем самым просто выпятить древность текста или передать его внутреннюю особенность, особый поэтический язык внутри своей собственной (в данном случае, греческой) традиции? Проще говоря, еду надо называть «брашном» лишь на том основании, что это Гомер, или потому, что в «Одиссее» здесь стоит тоже архаизм? Первая установка кажется в высшей степени сомнительной, вторая — более понятной. Однако как раз на месте «брашна» в оригинале всякий раз исправно отыскивается самый обычный греческий «обед», а русское «велемудрый» соответствует сразу нескольким греческим словам, в том числе и вполне обиходным. Особый случай — когда в современном русском языке сохранилось слово, но утратилось одно из его значений, а еще хуже — поменялся регистр употребления. Не в том (или не только в том) беда, что переводчик решил назвать золотые сандалии Афины «поршнями». Плохо то, что для грека соответствующее слово если и было архаизмом, то поэтическим, а современный русский читатель, прежде чем полезет (как рассчитывает Амелин) в Даля, скорее припомнит просторечно-блатное «шевели поршнями» и с большой степенью вероятия адресует этот призыв олимпийской богине.
Не помню, когда в последний раз получал подобное удовольствие от критической статьи, да и вообще от текста: это тот русский язык, который в последнее время всё чаще кажется безвозвратно утраченным. Тем утешительнее хоть изредка убеждаться в обратном. Каким-то странным образом подобный академический, "оторванный от реалий" текст вселяет в меня робкую надежду, что и с реалиями, Бог даст, наладится...